Деревянная тара, как таковая, сравнительно меньше употребляется в современном ассортименте упаковочных изделий. Однако сама древесина по-прежнему основной вид упаковочных материалов. Однако в лесу, в частности в Карельском, который и создаёт картонно-бумажную продукцию, не всё ладно. И почему, когда его рубят, щепки не туда и не так летят, вы прочитаете в расследовании полковника налоговой полиции России.

Деревянная тара, как таковая, сравнительно меньше употребляется в современном ассортименте упако­вочных изделий. Однако сама древесина по-прежнему основной вид упаковочных материалов. Из нее изготовляются фантики и этикетки, бумажные пакеты и разнообразные коробы и коробки ... Однако в лесу, в частности в Карельском, который и создает картонно-бумажную продукцию, не все ладно. И поче­му, когда его рубят, щепки не туда и не так летят, вы прочитаете в расследовании полковника налоговой полиции России.

НИКОЛАИ ИВАНОВ Полковник Налоговой полиции РФ

Шведского предпринимателя Сорена Оберга принимали в Карелии с почте­нием. Возглавляемая г-ном Обергом компания занимает лидирующее поло­жение на европейском рынке произ­водства бумаги, и то, что он обратил взор на богатейший лесной край Рос­сии, вселяло уверенность: новый хозя­ин со знанием дела примется наводить порядок и на Сегежском целлюлозно-бумажном комбинате.

Когда Сорен Оберг выкупил конт­рольный пакет акций ЦБК, появилась уникальная возможность посмотреть, какой окажется дальнейшая судьба двух бумажных гигантов Карелии: Кондопоги (остался в российском уп­равлении) и Сегежа (шведском).

Через год сравнивать оказалось не­чего. Если под руководством Виталия Федермессера Кондопожский ЦБК воспрял настолько, что позволяет себе строить лучший в Европе органный зал, лучший шахматный клуб, библиотеку с компьютерным залом, стадион, бассейн, кирпичный завод и т. д., то в Сегеже обнаружились одни руины.

После смены руководства Сегежский комбинат остановили, прекратив попутно подачу горячей воды в город предприятие градообразующее). Как дно из условий возобновления работы, шведы потребовали концессию на 49 лет на четвертую часть территории Карелии, где сосредоточены основные запасы сосновой древесины. Плюс право выкупа этой территории в частную собственность. Плюс право рубки миллиона кубометров древесины без оплаты лесных податей. Плюс сокращение численности рабочих (а на комбинате работает каждая вторая семья Сегежа) с 5537 человек до 1200.

Приказом господина Сорена Оберга начинался демонтаж оборудования и разборка зданий и сооружений комбината. Демонтировалась самая современная в мире бумагоделательная машина. Две установки непрерывной варки. Разбиралось здание цеха новой каустизации. Гидролизный завод. Прессплаты (сухая целлюлоза). ТЭС-2 (для сжигания отходов и получения пара, необходимого для получения бу­маги). Цех по производству бумажных мешков, способный производить 1 млрд 200 млн штук, по решению шве­дов стал выпускать всего 20 млн меш­ков.

В правоохранительных органах по­явилась информация: новое руковод­ство снизило требования к качеству выпускаемой продукции, что сразу же стало дискредитировать комбинат на мировом рынке. Снизилась выручка от реализации, и буквально за год комби­нат стал работать в убыток. И это при том, что управленческие расходы увеличились на несколько порядков. Ком­бинат, еще недавно отправлявший 95% своей продукции на Лондонскую биржу, практически стал. Шведская сторона сохранила в рабочем состоя­нии лишь варочное, считающееся вредным, производство.

После работы нескольких комиссий из Москвы и Петрозаводска были сде­ланы неутешительные выводы: шведы попросту устранили с мирового рынка основного российского конкурента по производству бумаги, перенеся к тому же на территорию Карелии вредное производство. И даже сыграв на этом', теперь новые руководители комбината хотят получить международный ва­лютный кредит в $100 млн, из кото­рых $32 млн, как непременное усло­вие, должны идти на решение экологи­ческих проблем края. Самое интерес­ное, что вопросы экологии, по словам самих же руководителей, уже решены. ФСБ подтверждает: да, шведами достигнута договоренность с экологи­ческими организациями, что к комби­нату штрафные санкции применяться не будут. Контрразведчики сейчас вы­ясняют более детально, что стоит за этим.

Лес в Карелии, да и не только в ней, и в самом деле слишком лакомый кусо­чек, чтобы мимо него могли спокойно проходить любители легкой наживы. Когда мы распахивали, словно объя­тия, свои границы с Финляндией, от­крыли пятнадцать так называемых ПУПов — пунктов упрощенного про­пуска. Здесь нет таможенников, и, как правило, стоят лишь пограничники. К ним и поступает донесение: в какие  дни и какие финские машины пропускать в обе стороны. Это существенно важно, так как именно под эту лазейку  готовится текст контракта на вывоз  леса. После печати и подписей на  нем — дело за финской изворотливос­тью и использованием дыр в наших за­конах, о которых, как выясняется, за границей прекрасно знают. Например,  если в договоре сумму сделки записать в рублях, то он уже не подпадает  под Закон «О валютном регулировании». Ведь при обозначении валюты к контролю за ее происхождением авто­матически подключатся банки, ВЭК, таможня. А раз рублевый счет, то налоговая инспекция проверит его года                                       через два, когда фирмы, участвовавшие в сделке, десятки раз уже ликви­дируются   (джентельменский   набор лесника ныне не топор и бутылка водки, как раньше, а пара печатей и десяток чистых бланков).

   Рабочих для валки леса финны нанимают у себя. Это дает возможность   расплачиваться с ними дома, не уплачивая налоги в России за использование рабочей силы. Финны едут в Россию по так называемому безвизовому                                       режиму, что освобождает их еще и от уплаты налогов. Пограничникам на ПУПе представляются только списки а   финских граждан (в случае двух стран                                       таким образом разрешено пересекать  границу только противоположной стороне, нам подобный путь заказан). Но поскольку нет виз, то финны не ста­вятся на учет в органах МВД, не конт­ролируются другими органами респуб­лики. Парадоксально, но для въезда неограниченного числа иностранцев достаточно всего лишь решения предприятия любой формы собственности. Финны и едут к нам работать на себя, не вкладывая ни копейки в развитие нашего производства. Они хватают леса около дорог, чтобы не развивать инфраструктуру. Они, как уже под­черкивалось, могут через ПУП проско­чить бессчетное количество раз за указанное в контракте время (за де­вять месяцев в одностороннем порядке границу пересекло 4073 финна). Наши руководители высчитывают полный километраж и возможности пробега от лесосеки до центрального офиса фирм-партнеров, финны же сва­ливают лес прямо за пограничным столбом и мчатся в карельский лес снова. Кто был в тех местах, подтвер­ждает: финская сторона от пункта уп­рощенного пропуска в глубь страны -это сплошной коридор из сваленного леса. И самое грустное, что из вывезенного сырья только 30% остается в Финляндии. Остальное она продает в США, Германию, Норвегию, да еще за более высокую цену. Ведь лес Каре­лии славится своей плотностью. Это южные деревья, избалованные солн­цем и теплом, растут как на дрожжах, но зато и более рыхлы. А суровый кли­мат севера заставляет карельское де­рево уплотняться, годовые кольца в них столь близки друг к другу, что иной раз фактически сливаются.

Если даже кто-то въезжает в Рос­сию по визе, но тоже не становится на налоговый учет и полиция пытается предпринять защитные меры (даже просто арестовать технику), то право­вой механизм вновь встает на защиту иностранцев. Согласно законам пре­тензии предъявляются должностным лицам. Но оказывается, что руководи­телей нет, они за границей, и связь осуществляют по телефону или факсу. И все это вершится при том, что все понимают: когда «уходит» инофирма, бремя налогов ложится на отечествен­ных производителей. Нашлась лазей­ка и в нашем ГОСТе. Если на месте спила в комле имеется трещина до 10 см, это еще деловая древесина. Если 15 см — это уже дрова. И сколько же «дров» под эту марку вывезли из Рос­сии! Ведь соотношение цены идет уже как один к десяти.

Ни один человек, ни одно предприятие не приватизировало всю технологи­ческую цепочку — от расчистки де­лянки до переработки отходов. Каж­дый рвал по своим возможностям наи­более лакомый кусок, который на первых порах позволял снимать пенку: вальщики леса — на заготовке, желез­нодорожники — на перевозках, бу­мажники — на производстве целлю­лозы, оптовики — на торговле. Но вскоре оказалось, что в отрыве от дру­гих производств самостоятельными обрубками в цивилизованный рынок не войдешь.

В лесном карельском крае практи­чески нет своего крупного мебельного производства (один мебельно-лыжный комбинат в Сортавале ситуацию не спасает, а десятки мелких фирмочек, севших на ширпотреб, во внимание во­обще не принимаются: они далеки от евростандарта так же, как Петроза­водск от Пекина.) Простому смертно­му известно, что процесс обработки дерева - это безотходное производ­ство, где и щепа, и хмыз, и опилки мо­гут идти в дело.

Впервые за последние годы по лесокомплексу в Карелии наметился рост в 22%. Но согласимся: это ведь смот­ря с какой отметки вести отсчет. По сведениям из правоохранительных ор­ганов, после фамилий директоров большинства фирм, которые подпада­ют под всевозможные нарушения, нельзя ставить точку. Там идут запя­тые, подразумевая, что настоящие хо­зяева находятся в Москве или Санкт-Петербурге. И что на одного лесозаго­товителя уже сейчас приходится два продавца его товара.

Если оценить льготную выдачу лесопорубочных билетов коренным жи­телям республики и фермерам для собственных нужд, то может создать­ся впечатление, что каждая семья по­строилась уже трижды (есть и факты, когда билеты выписывались и на дав­но умерших людей). А сотни незакон­ных вырубок? А когда в леспромхоз звонят из того же Выборга и предлага­ют вырубить для них лес в ста метрах от складов?

Как? А почему эту делянку не про­дали нам, ведь мы просили...

Потому и не отдали, что чужие зво­нили издалека и нанимали на работу тех, кто этот лес выращивал и имел вроде бы все права получить его в пользование.

Никак не наладятся деловые и взаи­мовыгодные контакты у леспромхозов с железнодорожниками. Монополист — он и в лесах монополист. Даже когда постановлениями правительства зап­рещается поднимать тарифы на пере­возку, железнодорожники невозмути­мо начинают поднимать цены на... ус­луги. Например, подать или убрать ва­гон. Уменьшают или увеличивают вре­мя простоя и т.п. А поделить зоны? Для пассажиров электричек каждая новая зона отличается на рубль-полтора, а для лесозаготовителей разница в 17 км - это $ 3 за каждый вывозимый кубометр древесины.

Но здесь хотя бы государственное предприятие. А взять торговое пред­приятие «Карелвнешторг» во главе с директором Б.В. Ратенко. В руки нало­говой полиции попадает контракт, по которому оно обязуется через АО «Конкар» поставлять на экспорт лесо-продукцию. Господин Ратенко мгно­венно переводит на АО предоплату в сумме $ 12,5 тыс. и 157 тыс. рублей. «Конкар» со своими обязательствами тянет, в конце концов не выполняет их, но и деньги не возвращает. Причи­на? А просто в числе учредителей АО — сам господин Ратенко и его за­меститель Н. Балахнов. Люди запла­тили самим себе за государственный счет.

Через некоторое время подобная си­туация складывается у них с ООО «КВТ». С ней Ратенко заключает кон­тракт на поставку леса финнам, при этом цены устанавливаются в два раза ниже действующих. Причина? Среди учредителей «КВТ» — г-н Ратенко, а сотрудники ООО за все время дей­ствия этой фирмы пользовались орг­техникой, служебными телефонами, транспортом «Карелвнешторга». Госу­дарством от одной только сделки недо­получена 131 тысяча финских марок.

И все равно еще не конец. «Карелв­нешторг» приобретает у некой фирмы «Истор» акции на сумму 400 тыс. ма­рок. Зачем? А просто в учредителях «Истора» — Ратенко Б.В.

И он не одинок в своих стремлени­ях. Есть, например, у него конкурент по подобным сделкам — ООО «Лахти», которое столь озабочено процве­танием родного края, что готово выво­зить в Финляндию технологическую щепу. Что же, флаг им в руки. Тем бо­лее, что выгода выверена до копейки: продается объем 10 000 кубометров по цене 114 рублей. Какие еще могут быть недоразумения?

Недоразумений нет, но зато через 10 дней после подписания контракта на свет извлекается дополнение к нему, в котором уточняется: сто­имость может быть оговорена и стать иной, если в щепе обнаружатся поли­стироловый шпагат, пластмассовые бутылки, куски проволоки и т.п. О дальнейшем догадаться нетрудно. Ко­нечно же, в продукции обнаруживают­ся обрывки нитей (по имеющимся све­дениям, щепа не имела посторонних включений), что потребовало пересор­тировки товара. Его цена падает ровно наполовину. В составе экспертной ко­миссии — сам директор «Лахти».